Как ни странно было это признавать, но Васька говорила здравые, в общем-то, вещи. Полина поднялась с крыши и недоуменно почесала затылок - неужто под этой спутанной волнистой шевелюрой обитал невиданный запас житейской мудрости? Ладно, Полине оставалось только развести руки и сдаться - Васька ей, кажется, даже нравилась.
- Не зассыш? - с бутылкой пива в одной руке и фонариком в другой хмыкнула Полина, прищуривая глаза. Впрочем, не зассыт, и вопрос был исключительно риторическим.
Согнувшись, дабы не шкрябать макушкой потолок надстроечки, оформлявшей выход на крышу и обратно, они спустились на темную лестницу. Справедливости ради - абсолютно темный падик с выбитыми окнами и сиротливо поскрипывающими дверями мог заставить зассать почти кого угодно, и не надо было никаких суицидальных записок на стенах. Но такие, как они - отдельная каста, для них эти места в любое время суток и в любом освещении оставались подчас роднее дома, где для них постелена постель и остыл ужин.
Да, если подумать, они были ужасно печальными детьми.
- Значит, говоришь, просто забить и жить себе в кайф? - Полина лихо перепрыгивала по две, а то и по три ступеньки, даже не глядя под ноги, - Умно. Уделала ты меня, Васька.
Благодушно посмеиваясь, Полина вдруг остановилась и выглянула в разбитое окно на темные заброшки и вздохнула. А потом неспешно пошла по лестнице, уже не пытаясь срезать половину по воздуху.
Хороша была та деваха, которую Полинка уважала. Такое случалось нечасто, но васькино простодушие ее, можно сказать, покорило.
- Тут же, Васька, понимаешь какое дело, - рука Полины скользила по скривившейся от времени и когда-то живших здесь людей основе лестничных поручней, - Батя мой, ммм, важный человек был по-своему, людям во всяких штуках, о которых мусоров не попросишь, помогал. Обозлились на него за это, да спалили вместе с домом.
Последний лестничный пролет перед выходом из падика Полина внезапно перепрыгнула, зажимая пивную бутылку большим пальцем.
- Теперь вот все говорят, что батя мой спился и сам себя по неосторожности сжег. Только пиздеж это, не знают они ни-ху-я ни про батю моего, ни про тех, кто с него спросить решил, - Полина глубоко вдохнула ночной воздух, и тут же торопливо добавила, - Не-не, он не бандит был, если что. Но не любить моих, в общем, было кому.
По улице они шли уже неторопливо. Полина время от времени присасывалась к пивной бутылке, но не то чтобы отпивала много.
- Со смертью папки все, понимаешь, развалилось. Я, типа, пытаюсь делать то, что он делал, но так себе выходит, - Полина кисло ухмыльнулась, - Хотя вот нашла одного помощничка, он, ну, в теме оказался. Может, не так хоть паскудно будет теперь. Но дело-то в другом...
Полина и Васька остановились у того дома, с коего спрыгнула незадачливая школьница.
- Я ж хуй знает, Васька, черти те, что папку порешили, успокоились, или им для красивого счету еще и моей смерти надо, - Полина тоскливо вздохнула, - Но ты права, наверное. Все так живут. А теперь выбирай, с какого падика начнем. Посмотрим, чего у тебя с этим, как его, шестым чувством.
Перед ними был не менее обшарпанный, чем все окружение, пятиэтажный дом на четыре подъезда. Кое-где вокруг окон было черно от следов когда-то полыхавшего огня, но в целом не было видно ничего, что могло бы выдать в одном из четырех что-то необычное.