Солнышко садится, птички поют, ветерок дует. Не погода - красота. В такую погоду в лес бы сбегать! Но вместо этого Альбина бодро шагала с тренировки домой, хотя чувства были, определенно, возвышенные - в белой майке и белых бриджах она напоминала какую-то размытую кляксу капучино: много молока и немного типично татарского загара. В сумке спортивной неаккуратной кучей скомкано каратэги, полупустая бутылка воды с лимоном с каждым шагом тихо булькает, в наушниках надрывается линкин парк вперемешку с рамштайном. Ляпота! После последних соревнований тренер немного сбавил нагрузки, однако на сегодняшнем занятии, когда вечный партнер по сражениям опрокинул Басманову на спину, она нечаянно, но очень громко изрекла "кутак", а наставник татарский знал, отчего последние двадцать минут занятия пришлось стоять кулаками на деревяшке. Было больно - и вообще не изменило мнения о том, что такие резкие подсечки - это вообще ни разу не круто! Ну, подумаешь, засмотрелась, это вообще-то никто делать не запрещал, это на соревнованиях она - маленькая и бешеная машина по валянию чужих тел, а в родных пенатах может хоть час на своего партнера пялиться, опрокидывать-то за что? Вот и ругнулась! А учитель сразу на деревяшку ставит. Да кошмар! Даже в музеях можно смотреть! Дурацкие правила, дурацкие пацаны, все дурацкое! Ну, кроме погоды, погода, блин, что надо.
Между тем город утопал в вечере. Встретились несколько приятелей из параллели, но дальше пары фраз не зашло. Хотелось или домой, или в лес, или сначала домой, а потом в лес, ну, чтобы великий комбинатор смог скомбинировать!
Узнать же одноклассника своего было очень просто. Во-первых, не так часто видишь таких великанов. Во-вторых, ничего больше не требуется. Поэтому Басманиха только перехватывает крепче сумку и со всех своих крепких ног несется к дяде Степе татарского пошиба, от бега из ушей вываливаются наушники, а редкие прохожие, спешащие с работы - неудачники, у них-то нет каникул! - боязливо отодвигались с намеченного пути. Бежит она шумно, топает кедами так, как не грохочет копытами по степи добрый конь. Потому что радостно! От встречи! Вы ничего не понимаете, радостно! Встретить собрата-татарина - это же так круто! Особенно - когда это твой друг! Наваливается на спину, обнимает крепко, козой горной скачет вокруг, этаким сивкой-буркой возникает перед лицом, радостно улыбается, оглядывает.
- Дустым! Вот уж неож...- и тут Альбина замолкает, щурится, с каждой секундой все мрачнея, хватает за футболку и тянет не себя, потому что видит разбитую губу, видит какой-то совершенно потерянный и печальный взгляд, а потому в груди поднимается гнев, поднимается неумолимая кровь кочевников и завоевателей, никто не смеет обижать друзей Альбины Басмановой и жить, ни-сука-кто, - что это, Ирек? Нет, не так. Ты им навалял - или их больше и тебе нужна помощь? Да я от них и мокрого места не оставлю, - Басманова пышет праведной яростью, что вообще-то ей не положено, а карате - это самооборона, но когда твоего друга кто-то смеет трогать, можно и нарушить правила, - наклонись, каланча, - Аля тихо бурчит под нос "кутак сырлама" и тянет на себя более настойчиво, - я просто посмотрю. Ты высокий слишком.

О ситуациях в семьях диаспоры Альбина знала все - так уж вышло. Ее грозного отца уважали в городе, уроды вроде участкового под него пытались копать, но продавались даже областные генералы, потому городской мясной король лишь фыркал. Поэтому о том, что и как было у Мингалиевых, Аля знала - но не знала, что все до такой степени критично. Папа всегда говорил, что нельзя поднимать руку на детей и женщин. А Ирек хоть и был страшно высоким, был, все же, еще ребенком. По долбаному закону. На мусора можно было бы написать заявление, но такое дело быстро замнет сам участковый, а влететь может еще и его маме. А Ирек - хороший человек, маму свою он любит и бережет. Милуяша-апа и правда была очень хорошей женщиной, но мама близнецов Басмановых иногда ворчала, что не умеет Милочка мужиков выбирать, на что ее муж строго смотрел на начинающую перетирать кому-то очередному кости жену - и Венера затихала. И нравом единственная доченька Рината Хасяновича пошла в папулю - строгая и непримиримая к сплетням и угнетению детей. Она сама кого хочешь поугнетает! А еще они с отцом всегда стояли до последней капли крови за своих, отец в молодости немало морд перебил за свою "братву", нос, вон, неправильно сросся, отчего отец храпел аки трактор - и говорил в нос. Чем Альбинка-то хуже?
- Сам-то сейчас тот еще матур егет, - фыркает Басманова насмешливо, разглядывает губу. Ну, что тут можно сказать, судя по корке - гуляет товарищ не пять минут точно. Держать его было удобнее всего под подбородком, слабо растягивая большими пальцами чужую большую губу. Весь осмотр Бина не стеснялась материть товарища участкового так, что отец непременно бы словарным запасом татарских ругательств дочери гордился бы - хотя вообще-то это неправильно, но обидчиков жалеть не надо. Бубнит каратистка тихо, но грозно, хмурит брови, вся - что небо перед грозой. Она знает, что ей не положено так много ругаться - и дело даже не в том, что она пресловутая девочка. Небо ее еще не ругало? Молния не попала? Значит, все правильно делает. Заметив странное покраснение кончиков чужих ушей, Альбина делает то, что делает всегда, когда дело касается пацанов - беспробудно тупит. Она, разумеется, не думает о том, что может нравиться мальчикам - а потому списывает покраснение на то, что трудно с таким ростом надолго нагибаться, кровь-то к голове приливает! Поэтому лицо чужое милостиво отпускается, а сама сибиртарка упирает руки в бока.
- Не поджимай и не грызи. Дай поджить. Не напрягай, потрескается и сильнее порвется, заживать долго будет, - говорит она с явным знанием дела, после пожимает плечами и показывает на едва-едва заметный шрам в левом уголке собственной нижней губы, такой незаметный, что без указания его и не увидишь, - мне на соревнованиях года два назад губу разбили. Ничего, до свадьбы заживет, - да, так ее тогда успокаивала бабушка. Ничего хорошего тут не ищите, она просто хотела скорее выпроводить непутевую внучку-драчунью замуж, чтобы муж ее утихомирил. Ну-ну, аби, кто еще кого утихомирит. Будет вот такой обмудок, как у Милуяши-апы - она его всего переломает.
Ирека Альбина аккуратно усаживает на ближайшую скамейку, яростно швыряет на нее сумку, из-за чего бутылка с водой жалобно булькает, а сама девица дает волю экспрессии, еще порядка пяти минут кроя нерадивого ухажера матушки друга так, как отец крыл старших братьев, когда они косячили - или когда Альберт приходил домой немного пьяным. Альбина была умной девочкой - и запоминала все, что говорит папочка. Папочка не всегда был этому рад. Выдохнув, она начинает задумчиво чесать в затылке, после чего находит единственный выход. Ну, такой, когда особо усилий прилагать не надо.
- Может, к папе моему пойдем? Он все решит. Негоже, чтобы какой-то урод наших лупцевал. Сейчас не девяностые, поэтому ата его не закопает. Скорее сделает из ублюдка колбасу. Эни сегодня беляши готовит, поешь заодно, чаю с нами попьешь, - потому что родители всегда были рады видеть татарских друзей своих детей, они вообще были людьми гостеприимными, пока их не злили, особенно папочка, а милицонер себе позволял себе слишком много.
А потом в голову что-то ударяет. Сначала Альбина как-то засмотрелась на небо, голова стала пустая-пустая, гнев как-то очень быстро сошел на нет. А потом что-то щелкнуло - и появилась мысль о том, что пройтись сейчас стоит. Куда глаза глядят пройтись.
- Пойдем-ка гулять. Домой мне все равно можно не спешить, а так хоть что-то полезное сделаю. А увидим этого твоего - я ему врежу. И пусть хоть весь говном изойдется на моего папу, я ему только поддам за это, - дабы подтвердить свои слова, Басманиха только хрустит шеей и передергивает плечами. Ладно, щелчок был временный - и ярость полностью не испарилась. Но гулять правда здорово, ага?