Масштаб предстоящих разборок был не такой, конечно, как в прошлый раз, но оно, возможно, и к лучшему. Простенькое дело - самое то для того, чтобы проверить их свежеслепленный дуэт в деле. Так что и готовились они к сегодняшнему дню тщательно - возможно слишком тщательно для такого пустякового дельца. Но Полина решила, что "мало ли что случится", и кропотливо составила целый список непредвиденных обстоятельств, к каждому из которых было так же кропотливо подобрана инструкция.
Просто ей совсем не хотелось портить такое событие какой-то неприятной лажей.

Погорелов плелся рядом. Шли они отчего-то молча - то ли натрепались за дни подготовки, то ли еще что, но Полину это устраивало. В последнее время просто разговаривать с ним, даже на ходу, становилось как будто б немножко сложно. Хоть смейся, хоть плачь, но то, что она звала "помешательством" месяц назад, сейчас волочилось за ней тяжелым невысказанным грузом.
Погорелов, сам того не ведая, крушил все на своем пути. Любой контраргумент, который она сама для себя выдвигала, он играючи опровергал, и даже не замечал этого. От этого Полина злилась - и не знала даже, на что больше. На беззаботного ли Погорелова, на себя ли за то, что до сих пор мнется и ничего не решает, или на всю ситуацию в целом.
Но в одном она была уверена точно - что-нибудь ей предпринять, да придется. У нее нет такой роскоши, как сотни лет беззаботного существования на грани между людским и другим. Помереть, даже за ручки толком не подержавшись с тем, кто нравится, а все из-за того, что "ей не до того" - пиздец как тупо.
Но что делать, Полина еще не решила.

Остановка притаилась в на удивление пышных кустах сирени. Местность на границе между заброшками и центром вряд ли пользовалась большой популярностью для пассажиров, но трамвай по крайней мере проезжал тут.

Правила были проще некуда.
Сначала зайти в трамвай в нужное время. Потом сесть на свободное место. Каждую остановку менять его. Не повторяться. Выходить строго на конечной. И, конечно же, ни в коем случае не смотреть на водителя.

Стандартный, короче, набор.

Полина села на грязную лавочку, поставив рюкзак рядом с собой. Сверилась с часами - до нужного временного промежутка оставалось около десяти минут, так что пока можно было просто наслаждаться серединой летнего дня.
- Правила помнишь? - Полина подняла глаза на Погорелова вынимая из пачки сигарету, - А то так и останешься тут круги до скончания веков наматывать. Так себе перспективки.

Участие Погорелова в этой вылазке до последнего казалось Полине делом крайне сомнительным, но, его правда - они договорились действовать сообща, а значит должны действовать сообща. Да и, честно говоря, трамвайчик этот оброс такими неприятными слухами, что кататься на нем в одиночестве, с одной стороны, было страшно, а с другой - неудобно. По свидетельствам очевидцев, наличие второго  резко увеличивало шансы сойти таки на конечной и не остаться узником трамвайного кольца навсегда.
Проблема же Погорелова была в том, что он не был человеком, а значит - слишком привык полагаться на свою нечеловеческую часть. Только вот общественный транспорт был буквально антиподом его среды обитания. Как следствие - ни по потолку поползать, ни сижку с пальца запалить, ни даже глазами смешно светить у него там не выйдет.
И то было еще пол беды - трамвайные пугалки, как рассуждала Полина, были рассчитаны на человеческий спектр чувств. Что они могли сделать при помощи чувств нечисти в месте, где страхи умели становиться такими же реальными, как ее зажигалка...
Но это была только теория. Ни бате, ни кому-то из его родственников, не доводилось бывать в таких местах с союзной нечистью, ну или историй об этом не сохранилось (что было не очень оптимистичной версией). Так что Полина благоразумно промолчала об этом вчера, решив не нагнетать ужаса.
Промолчала она и сейчас.

- Если все пройдет нормально, - Полина вытянула ноги перед собой, откинувшись на железную стенку остановки, - Надо будет это как-нибудь отметить.

- Пиво, водка, полежим, - Полина кивнула, вяло отмахиваясь от летящего в лицо сигаретного дыма, - Это, в смысле, забухать - ничего такая идея.  Заодно... - она скосила глаза куда-то в сторону, старательно избегая встречи взглядов с Погореловым, - Заодно покажу заброшку одну. Ты о ней точно не знаешь, а она классная. Вообще туда вроде даже никто и не ходит...
Полина аж занервничала. Сейчас она выруливала на такую тонкую грань, что это пугало похлеще предстоящей поездочки. Хрен с этими вашими трамваями, она только что предложила Погорелову затусить там, где она обычно тусит совершенно одна. Это значило только одно - даже если Полинка вдруг захочет уединиться посреди забытых и заброшенных домов, всегда будет кто-то, кто сможет ее найти.
Ух, чего ж она творит. Но она не пожалеет - месяц, полный попыток просто игнорировать эти чувства, был гораздо неприятнее возможности быть пойманной в своем тайном месте.

Еще некоторое время она просто сидела молча и курила. Что же, это было даже по-своему уютно - тихая остановка и впрямь была местом безлюдным, и никого, кроме нее с Погореловым тут не появилось до того самого момента, как подъехал трамвай.

Полина резко поднялась, и ее прежнего сентиментально-расслабленного настроения словно бы и не было. Она выудила из кармана дешманский черный маркер, купленный в первом попавшемся ларьке Роспечати и помахала им перед лицом Погорелова.
- Не забывай сиденья помечать. На всякий случай, - достоверной информации о том, перемещались ли в действительности сидения в салоне, у Полины не было. Но одна из версий трамвайных слухов содержала в себе и такое, так что Полина предпочла перестраховаться и от этого.

Трамвай был совершенно обычный - старый, неказистый, но никак не злой. Более того, его потрепанный вид казался родным и словно бы манил сесть внутрь и покататься, а может даже вздремнуть где-нибудь на заднем сиденье. Что же, ей легче - меньше мандражить, и Полина просто отдалась этому чувству, ставя ногу на порожек.
Страшно стало внутри. И у этого не было никакой объективной причины - просто страшно, и все. По спине пробежала легкая волна дрожи, и тут двери закрылись за ними так стремительно, что Полина и осмотреться не успела. Только утащила Погорелова за рукав на ближайшее сидячее место - стоять между остановками не стоило. То есть, не было никаких конкретных правил на этот счет, но из необходимости пересаживаться на каждой остановке можно было сделать и такой вывод.
Одну вещь Полина с интересом успела для себя отметить, пока садилась - все сиденья в этом трамвае были развернуты к водителю спиной.

- Водитель сзади. Не оборачивайся, - коротко шепнула она Погорелову. Позади раздались шаги, громогласное "платим за проезд", и Полина спешно добавила, - И на кондуктора на всякий случай не смотри.

Еще она помнила, что когда они заходили, в окнах вагона никого не было видно. А сейчас грузные шаги кондуктора (или того, кто играл в этом трамвае его роль) время от времени останавливались, словно бы продавая билетики еще кому-то. При этом не было слышно ни шороха купюр, ни голосов, ни звона монет, ни даже отрывающихся билетиков.

Полина так погрузилась в осмысление этого наблюдения, что вздрогнула, когда шаги раздались рядом с ней, а за ними последовал голос.
- Молодые люди, оплачивать будете? - и то ли Полина себя накручивала, то ли и правда голос этот звучал как-то не так. Угрожающе.

- Два, - коротко отчеканила Полина, протягивая "кондуктору" пятидесятирублевую купюру, а за нее получая два билетика и сдачу. По старой привычке начала было считать сумму чисел на нем, но вдруг поймала себя на том, что от этого у нее голова кругом идет, а попытка сложить числа кажется какой-то гнетуще-неправильной, неестественной, но в самих числах, если не пытаться проводить с ними арифметические действия, все нормально.
Обернувшись на Погорелова, Полина спешно схватила его за руку, отводя билетик от его глаз и молча помотала головой. Да, это определенно был именно тот трамвай.

В остальном, впрочем, здесь все было совершенно нормально.

-Есть такое, - Полина кивнула, бросая короткие взгляды на внезапно возникших вокруг пассажиров. Их нечеткие силуэты словно бы размазало, и смотреть на них было немного больно. Она поморщилась и потерла переносицу, - Вот и не дури. Думаешь, потому что ты нелюдь, оно тебя тоже переварить не сможет?
Да уж, что было бы нелепее и печальнее, чем проебать Погорелова здесь. Фу блядь, даже думать об этом не хотелось.

Трамвай неожиданно притормозил, и Полина в тот же миг вскочила с сиденья, пересаживаясь на пару в ряду напротив. Трамвай к своим пассажирам был беспощаден, и промежутка между открытием и закрытием дверей едва хватало на то, чтобы устроиться на новые места. Значит, надо высматривать, куда пересаживаться, пока едешь, мысленно отметила про себя Полина.
- Знаешь, на что это похоже? - теперь, когда ходу с трамвая им не было до конечной, она внезапно оживилась. Тягомотные мысли о привлекательности Погорелова и их перспективах как пары, ее не тревожили - тут дела и поважнее были. Глаза ее блестели за стеклами очков, а негромкая речь звучала почти восторженно, - Игра такая детская, где под музыку надо на стулья садиться. Это я как бы к тому, что если высматривать места до остановки и на провокации не поддаваться - поездочка будет не сложнее. В общем, я думаю, что ему хватает просто того, что неподготовленные начинают паниковать.

Взгляд Полины случайно упал на окно. Она украдкой дернула Погорелова за рукав, кивая в сторону.
- Смотри, пугалки начинаются, - Хотя на самом деле страшно еще не было. Было странно. Относительно солнечный летний денек постепенно сменялся свинцовой тяжестью предгрозовых туч, а мир как будто бы резко потерял в цветности. А еще, Полина готова была поклясться, мест таких здесь она ни разу не видела, хотя места эти были Городу как родные.
Остановки не было уже гораздо дольше, чем в прошлый раз, и Полина не то нервно, не то нетерпеливо постукивала по спинке сидения впереди.

- На следующей вот туда пересаживаемся, - Полина ткнула Погорелова локтем, указывая на нужную пару сиденьев. Впрочем, это волновало ее явно не так, как то, что она собиралась сказать дальше. Полина протянула какое-то неопределенное "ммм", сложила руки на переднее сиденье , а на них примостила собственную голову, повернув ее набок. Из этого положения она как-то неясно ухмыльнулась, глядя на своего спутника, - Завтра в шесть у ларька зеленого на Кировской. Придешь?
Фу, как сопливо, она и правда звала гулять его по заброшкам.

- Пива еще прихвати. Или не пива, мне все равно, - Полина пожала плечами, - Я тебе не рассказывала? Меня батя на день рождения последний водку пить учил. Сказал, что ценный жизненный навык, пригодится, чтоб не пришлось как мамке пьяной в сугробе помирать.
И Полина почему-то захихикала, словно история о бесславной гибели ее маменьки, синющей не только от обморожения, могла показаться кому-то смешной, а ей, как ее дочери - в первую очередь.

Трамвай еще не успел распахнуть свои двери, а Полина уже подорвалась и в два широких шага расположилась на примеченных ранее сиденьях. Пометила их маркером - и можно куковать себе до следующей остановки. Что же, дельце и впрямь предстояло несложное - отличная возможность разбавить мерзкие столкновения со всякими ожившими мертвецами за школой, где потом еще по десять минут путаешься в их вонючих подгнивших кишках. Фу.
Трамвайчик, конечно, ехал черте где, да и пассажиры тут были черте какие, но в целом-то все было ничего - тепло, сухо и в общем-то даже удобно.

На этой остановке, кстати, пассажиров прибавилось.  И это были не зацикленные и пустые тени - в трамвай вошел человек с лицом манекена - ни единой поры, и все черты какие-то усредненно-сглаженные, словно посредственно сделанную болванку обтянули резиной. Существо, напоминавшее человека лишь отдаленно, прошло в середину вагона и село через три ряда впереди Полина и Погорелова.
- Это еще чего такое? - Полина звучала скорее восторженно, чем напугано или осторожно. В конце концов, она предотвратила решительно все возможности облажаться, а теперь им оставалось только наслаждаться поездкой, - Брагу? Не, не пила. Батя рассказывал про самогонщицу одну в Таком, бабку Люсю. Она там типа как я со всеми этими штуками, только с самогоном - вся семья ее гнала еще с царских времен, и местные мужики в один голос говорили, что круче, чем у баблюськиной семьи не выходило ни у кого. Но братья ее в пьяной драке отъехали, сестра в город с мужем умахала, родители понятное дело тоже преставились, а сама она отошла когда мне лет восемь чтоль было...

Полина хотела было сказать что-то еще, но тут ее как головой приложили к спинке сидения впереди - из-за спины раздался скрипучий старческий голос.
- Полечка, - протянула старуха, - Ты на какой выходишь?
Бабу Люсю Полина помнила плохо, но отчего-то ее высокий и скрипучий говор маленькой девочки в теле пьющей старухи вспомнился сейчас моментально.

- На... конечной?.. - осторожно ответила Полина не оборачиваясь.

- А я на Курганной, - довольно проскрипела старуха, - Там дорога не дальняя, наискось проходить можно, хочешь покажу? Проводишь бабушку?

Полина как-то неопределенно взглянула поверх ряда спиной перед собой, только и вымолвив:
- Баб Люсь, ты ж померла, - и после короткой паузы, добавила, - Земля тебе пухом, конечно.
Больше голос мертвеца их не беспокоил.

Полина откинулась в кресле и скрестила руки на груди. А потом, после коротких раздумий, высказалась:
- Ладно, лучше о бате моем больше не будем, - и Полина прекрасно знала о том, чего именно так боялась, но все слова, даже внутри собственной головы, старалась заглушить, - А так я вообще только всякую магазинную пакость пробовала. На что денег хватит, короче.
И Полина издала какой-то нервно-мрачный смешок напоследок.

Полина подперла лицо рукой, погружаясь в омут погореловских историй. Похоже, рассказывать что-то кроме чернухи он не умел физически - но она не возражала и расслабленно (насколько это было возможно в ее положении) дрейфовала в бесконечном потоке литров водки, выбитых зубов и падений в мусорные баки. Благо Погорелов обладал просто нечеловеским даром без устали чесать языком. Да и историй всяких за его полуторавековую жизнь накопилось изрядно.
Полина прекрасно понимала, что Погорелов все понимал. А Погорелов прекрасно понимал, что Полина понимала, что он понимал. В сухом остатке - это была действительно ценная сейчас помощь, и Полина сама не заметила, как слабо заулыбалась, глядя куда-то в сторону. В такие моменты идея того, что она могла впасть в постыдное состояние на букву "в" по отношению к этому дурному, казалась совершенно естественной.
И в итоге Полине не оставалось ничего, кроме как признать, что за последние несколько месяцев подобные моменты одолевали ее со все нарастающей частотой. И не было даже морального права мысленно назвать это жутью, кошмаром, ужасом или стыдом. Все что можно было сделать - это поджать губы и едва заметно вздохнуть.
Ну ты, Полинка, и влипла.

- Да пожалуйста, - благодушно пожала она плечами на предложение Елисея, - Я не из этих, моралисты которые... Не зануда, короче. Обычно про последствия самым отбитым напоминаю. Но и ты-то не за кагорчиком в батюшкину хату полезешь.
Полина хихикнула.

И тут ее как осенило.
- О, точно!.. - Полина повернулась к Елисею, ехидно оскалившись, - Двадцать лет нажрался и пьяно буянил, говоришь?
Полинкина ухмылка заговорщицки дернулась.

- Папке моему наш старик рассказывал, - Полина явно смаковала когда-то услышанное и не торопилась особо делиться своим рассказом, - Что ему кто-то из ваших деревенский рассказывал, что тот ваш, который в деревенский магазин с хозяином катался, услышал на какой-то вашей сходке про молодчика городского... Который ночью песни горланил в мусоропровод, весь подъезд перебудил, а когда его чуть не запалили - электричество к чертям на всей улице вырубил, случайно стащил какую-то пятилетку и до утра ей сказки рассказывал в подвале. Да такие, что ребенка чуть заикой не оставил.

Представлять Погорелова в амплуа пьяного ночного бедокура было одновременно и невероятно смешно, и невероятно тупо. Полина едва сдерживалась, чтобы не рассмеяться в голос.

- В общем, если это конечно был ты... - Она сделала многозначительную паузу, всем видом демонстрируя, что не сомневается в этом, - Пока то ебанько пьяное в своей берлоге дрыхло, старики кое-как все разгребали. А то обеспокоенные жители там чуть сеанс экзорцизма не устроили, кто-то вообще чуть ли не на батю моего вышел.

Полину обдало холодной дрожью - не хотела же вспоминать, не хотела говорить, но само вылезло...  Оставалось только надеяться, что если она не подаст вид, то все обойдется.

- Так что если б не девяностые - стал бы местной знаменитостью, - Полина делано кивнула, стараясь держать свои опасения в руках.

В трамвае вдруг стало жарковато. По спине Полины дружным строем пробежала волна мурашек.

Полина недвижимо замерла с каменным лицом, и только отбивавшее дробь сердцебиение могло выдать ее мысли. Из этой крайне неловкой ситуации получилось сделать только два вывода (и те родились в ошалевшем полинкином сознании не сразу). Во-первых, Погорелов дышал, и дыхание его было вполне человечески-теплым, от него не исходил подвальный смрад или еще что похуже (о_господи_он_дышит_прямо_на_ее_ухо). Во-вторых, его голос сейчас звучал совсем иначе, и то ли дело было в том, что он шептал, то ли в том, что они ехали в проклятом трамвае, а может еще в чем (или в том, что он_шепчет_слова_прямо_в_ее_голову).
Не то чтобы эти выводы как-то помогли ей совладать с собой, и Полина нервно теребила сложенные на коленях пальцы и безмолвно радовалась тому, что некому сейчас смотреть на ее раскрасневшееся лицо.

Смысл сказанного тоже доходил до нее с опозданием, и Полина прикусила губу, сдерживаясь не то от лишних и опасных слов, не то от нервного смешка. Интересно, это он в чисто дружеском смысле, или ей можно понадеяться на что-то большее?
Впервые в жизни Полина подумала, что мысль о поцелуях не кажется ей какой-то отвратительной, и что в "греко-римской борьбе языками" все-таки можно найти какой-то возвышенный смысл. Необычнее этого было только то, что ей было совсем не страшно от этой мысли.

Все эти мысли в итоге так увлекли Полину, что вопрос Погорелова чуть было не пролетел мимо ее ушей.
- А? - она попыталась не выдать своего замешательства, - Я не знаю... Хотя...

Сбоку от нее сидела человеческая тень, застывшая в вечном цикле нервного потирания рук. А прямо за ним, у окна, был приклеен выцветший лист с маршрутом трамвая. Полина попыталась аккуратно обогнуть своего соседа и разглядеть схему - вышло, хотя и с трудом. Что там теть Люба говорила? Курганная? Вот, тут действительно есть Курганная, и хотя пейзажи было достаточно легко опознать, Полина на них не велась - потому что а действительно ли была в Городе Курганная остановка? В любом случае, выходило, что Конечная (она так и называлась, ага) была через одну остановку. Всего-то? Ну, впрочем, такие места всегда были легкой целью для тех, кто знал, что делать.

- Через одну, вроде, - коротко оповестила она Погорелова, сцепив руки в замок. Мысли и желания, кажется, окончательно выходили из под контроля, и теперь нестройный ряд мыслей зацепился за эфемерные ощущения его дыхания на ухе минуту назад. Полина мечтательно подняла взгляд и подумала странное - у Погорелова ведь тоже были уши. И они были вполне себе приятными на вид, и топорщились из под растрепанных светлых волос тоже... приятно.
Следующая мысль была совсем странной, потому что вдруг Полина подумала, как бы взглянув на себя со стороны: "Я сижу в трамвае, который пожирает людей, и хочу обслюнявить Погорелову уши?"

Да. Все так и было.

Полина вдруг почувствовала себя до смешного конченой. Но она хотя бы была честна сама с собой...

- Ты... Чего... - Полина поспешно вскинула руку, намереваясь заехать по возникшей прямо перед ее лицом ладонью Погорелова. Не успела. Только шикнула недовольно, ковырнув ногтями отслаивающуюся краску с переднего сидения, - Ты чего творишь, кретин? Совсем страх потерял?

И чего по ней правда чтоль все видно? Какое неприятное открытие. Полинке хотелось верить, что она держит себя в руках чуть лучше. На место болезненного негодования, впрочем, поспешно пришел здравый смысл. Может быть, она хороша в отстреле зомби и ориентированию по несуществующим улицам, но отношения по определению не могли даваться ей легко. Волновало только одно - она что, и правда дрожала? Вот стыд-то.
И, если подумать, то повезло ей еще, что нелюдь. А случись у нее пресловутое помутнение по отношению к какому-нибудь спортсмену или отличнику из параллели - такое ее если б не убило, так с ума свело бы точно. Потому что скрывать не только чувства, но и правду о себе, было бы невыносимо тяжело.

- Нормально со мной все, - буркнула Полина, постаравшись придать голосу особенно явную твердость.
В конце концов, до развязки осталась одна лишь остановка.

В этот раз остановка случилась совершенно неожиданно и очень резко. Полина чертыхнулась, когда Погорелов поволок ее за собой, и, хотя места уже были присмотрены, трамвай, видимо, решил сделать свою последнюю попытку наебать их. Два ряда пришлось пропустить - часть мест внезапно оказалась занята призраками, часть были помечены их же точками. И правда, перемещаются, значит. Но Полину это уже мало волновало - ровно до того момента, как из темноты дверей вынырнула целая гурьба стриженых под ноль мальчишек в поношенных спортивных костюмах. Хищная деревенская гопота, неуместно громко гомоня, ввалилась в трамвай, и Полина, встретившись с одним из них взглядом, приняла на своей спине такой парад мурашек, что его можно было бы крутить девятого мая по первому каналу, и было бы не менее масштабно, чем показывать, как маршируют молодчики и катается туда-сюда военная техника.
Пацаны-то были настоящие.

- Теть, мелочь есть? - пока Полина прикидывала, как бы выпроводить из до закрытия дверей, один из мальцов занял ее место. На лице его отразилось беспокойство, когда ответа на его слова не последовало. Только беспокойно поджатые губы и внезапно побелевшее лицо.
Двери с лязгом закрылись, а Полина не сидела.

В момент, когда трамвай тронулся, Полина раскрыло было рот, чтобы крикнуть Погорелову что-то в духе "не дай им обернуться", но ей удалось только издать короткий хрип и едва не повалиться с подкашивающихся коленей.
Последней и единственной мыслью в ее угасающем сознании стало то, что ей надо продержаться все-то до следующей.

Трамвай ехал далеко. Очень далеко. Это только кажется, что он нарезает круги по городу - на самом деле, у него есть конечная цель, просто постижение ее для человеческого ума невозможно. Настоящая "конечная" очень, очень далеко.
Ему одиноко. Ему страшно.
Пассажиры - не еда, но форма выразить свой страх. Ему просто хочется, чтобы кто-нибудь разделил с ним это путешествие, вот и все.
Трамваи нужны, чтобы возить людей. Что еще ему остается?

Побудь с ним, Полина. Побудь ему другом. Обогрей, прижавшись щекой к холодному стеклу.
Не бросай его, Полина.

Полина выныривает. Ей холодно, и, кажется, она все же не удержалась на ногах. А еще она почти ничего не видит. Густая, туманная дремота ее уволакивает, но Полина сосредоточенно шепчет не то молитвы, не то ругательства, не соображая, что происходит вокруг нее. Только это бессвязное бормотание помогает ей удержаться, и она медленно пытается подняться на ноги, хотя по ощущениям она словно пытается удержаться на вершине струи воды.
Когда Полина понимает, что не слышит ни звука, ей становится по-настоящему страшно.

На самом деле, трамвай едет туда, где хорошо. Больно и страшно будет только пока не присядешь. Да и зачем стоять в трамвае, где столько свободных мест?

- Нет, спасибо, - хрипло бормочет Полина, - Я на следующей выхожу...

Лучшие сны снятся, когда дремлешь в пути. Предвкушение финала поездки едва ли не более сладко, чем само прибытие. Дремать, откинувшись на спинку, время от времени замечая прекрасные пейзажи сквозь полуприкрытые ресницы, а потом снова погружаться в прекрасные сны, полные невесомого ожидания чуда финала. Все будет хорошо, Полина. Не бойся.

Наперебой слышны знакомые голоса. Они отдаются слабым эхом, но с каждым мягким вздрагиванием трамвайных колес на рельсах, становятся ближе и четче. Многие сложно вспомнить; многие на первый взгляд кажутся незнакомыми. Но это, конечно, только кажется - прислушайся, Полина, и все станет понятно. Все голоса радостные, родные, знакомые.

Тебя заждались, Полина.

Ты приедешь туда, где тебя ждут, Полина.

Полина рывком поднимается на ноги и опять чуть не падает. Мальчишки, наверное, думают, что она пьяна, ну и пусть. А были ли мальчишки в действительности настоящими? Или ей просто запудрили голову? А были ли вообще мальчишки?
Полина слепо перебирает руками перед собой, надеясь уцепиться за что-нибудь, чтобы сделать хотя бы шажок - лишь бы не ухнуть обратно в теплую бездну зимней полудремы рядом с нагретой печкой под сиденьем. Всего-то и надо, остановку проехать...

Полинка...

Этот голос точно знакомый, да?

Ты же его ни с чем не перепутаешь.

У Полины разрывается сердце от этого голоса. Он слышен явно и отчетливо - она и мечтать не могла о том, что услышит его снова так по-настоящему и рядом.
Но это не может быть по-настоящему, Полина знает. Она лихорадочно пытается возродить в памяти смазанные образы зациклившихся людей на сиденьях, но видит лишь умиротворенно дремлющих незнакомцев. К черту - думает она, выпрямляясь и пытаясь удержаться на ногах, словно серфер какой-то.

Попытка надавить на самое больное, как ни странно, отрезвляет. Звуки пробиваются сквозь водную толщу в ушах, картинка перед глазами размыта и причиняет боль, но жмуриться нельзя - засосет. Главное, что удержаться на ногах стало проще.
Полина делает еще шаг, и ее рука наталкивается на горячее плечо. Ошибки быть не может - Погорелов, по крайней мере, она на это надеялась.

- Ну, - хрипит Полина, шумно дыша, - Скоро там?

Господи, пусть это будет Погорелов. Пожалуйста, пожалуйста, пусть это будет он. Ничей голос она не хотела сейчас услышать так же, как его. К черту мягко накатывающий волнами зов голосов - у нее есть, за что зацепиться.
Какая дибильная ситуация. Еще дибильнее она может стать, только если Полина не выйдет из трамвая. Просто дичь! Ей обязательно, обязательно, обязательно надо доехать до этой поганой Конечной остановки!

Когда Погорелов берет ее за руку, голоса отступают на задний план, пусть даже никуда не исчезают. Полина пытается подобрать слова, но у нее получается только придурковато улыбаться, но ровно до того момента, как она замечает кровь и грузное тело кондукторши в дальнем конце вагона. Кондукторша поднимается на ноги медленно, покачиваясь, и идет на них, как хабалистая мамаша, спешащая заступиться за своего ребенка.
Не на них - мелькает осознание. На Погорелова. Территорию, понимаете, мразь делить не хочет.
В общем-то, Полине уже все равно, что там на уме у этой твари. Спасет она его от вечного одинокого путешествия, или же просто прервет вечный цикл поглощения - какая разница. Трамвайная тварь заляпала своими склизкими отростками память о том, которую никто трогать не смел. Какое к черту вечное путешествие, если где-то там, в глубине, будет выть от ужаса память о такой бесславной смерти Погорелова? Или трамвай вырвет с корнем воспоминания о нем?
Оба варианта, если честно, какое-то дерьмо.

- Да пошел ты, гнида... - выплевывает Полина и, неуклюже перебирая свинцовыми ногами, толкает Погорелова. Они оба валятся на пол - вот блядь, она-то рассчитывала совсем не на это, но так тоже сойдет. В конце концов, все, что она сейчас может - это бессильно распластаться поверх своего спутника и грязно выругаться пару раз.
Однако, сработало все примерно так, как она хотела - кондукторша сделала два шага назад, скаля свой поганый рот. Полина отдышалась, стараясь не терять концентрацию своего сознания, еще крепче сжав руку Погорелова.
- Короче... - приступ головокружения заставил ее упереть лоб в пол, отчего говорить приходилось в самое ухо Погорелова. Былые мерзкие мыслишки в такой ситуации показались до неприличия абсурдными. Щека, кажется, порядочно изгваздалась в погореловской крови, - Надо... в мой рюкзак залезть, а то... у меня... рука занята. Там бутылка. Шуруди. Давай, живо...

И пока Погорелов дрожащей не хуже, чем у нее самой, рукой шарился в рюкзаке, Полине удалось приподнять голову. Очень вовремя - кондукторша как раз закончила с корнем выдирать из стены пожарный топорик (над ним красовалась очаровательная надпись "для зайцев").  Укусить Погорелова, не повредив Полину, у хрени вышло бы вряд ли, а вот всадить в его голову топор - запросто. Рефлекторно обхватив белобрысый затылок товарища рукой, Полине оставалось надеяться только на то, что Елик окажется достаточно расторопным (и не будет позднее припоминать ей двусмысленность этой ситуации).
Кондукторша оказалась бабой не по виду шустрой, и в два широченных и тяжелых шага уже оказалась совсем рядом, занося топор. Лезвие остро сверкнуло в воздухе и наполовину вошло в трамвайный пол - Полине не оставалось ничего, кроме как дернуть Елисея на себя, утаскивая его назад. Теперь они поменялись местами, и Погорелов навесал над ней, капая кровью ей на грудь. По крайней мере, он выудил бутылку.

Полина коротко кивнула ему, забирая жидкость, и спихивая его в сторону, между сидениями. Не святая вода, но, пожалуй, ничуть не хуже. Руку Погорелова пришлось отпустить, и на нее сразу накатила дремотная пустота.

П О Л И Н А П О Л И Н А П О Л И Н А П О Л И Н А П О Л И Н А П О Л И Н А П О Л И Н А П О Л И Н А П О Л И Н А П О Л И Н А

Голоса сливаются в протяжном умоляющем вое, в глазах опять чернеет, но Полина уже открутила крышку бутылки - ее нос обдает запах бензина.

Вообще-то, это на крайний случай. Трамвай все-таки пространство замкнутое, еще и упертое. Твари - штуки коварные, даже подыхая, их не отпустят. И хрен знает, что будет лучше - кататься тут до скончания веков, или заживо сгореть.
Но у них, вот удача, как раз крайний случай. И Полина попытается. Хотя бы попытается.

- Ща бабахнет, - она вроде бы поворачивает голову туда, где должен был быть Погорелов, а потом плещет бензином прямо в кондукторшу. Щелкает зажигалкой, слышит, короткое "охх" разгорающегося пламени, а вместе с ним - протяжный, скорбный крик на триллионы голосов. Он давит на череп изнутри, и, кажется, он больше всего на свете, больше всей вселенной. Полина конвульсивно вздрагивает, тянет руки к ушам, но отключается раньше, чем успевает сделать это.

Тело ее резко оседает на пол безвольным мешком картошки. Крик не прекращается, от него вибрируют стекла и охватившее вагон пламя.

Полина хочет закричать, но рот не открывается. Полина хочет сжать дотянуться до Погорелова, но не знает, как найти собственные руки. Полина растворяется в этом дребезжащем крике.

Полину зовет отец, но она не хочет к нему настолько сильно, что ей хватает сил на одно конвульсивное движение. Она шкрябает ногтями по полу, и ее пальцы обмякают.

Но Полина все еще хочет доехать до Конечной. Хочет, как никогда ничего не хотела прежде.

Полина не без усилий разлепила глаза, и только потом поняла, что Погорелов трясет ее за плечо.

И что у нее вообще есть плечо, и все сопутствующие части тела.

Кончилось, значит?

Как ни в чем не бывало светило летнее солнце - будто и не было ни трамваев никаких, ни кондукторши с топором. Полина осматривается, будто оказалась в каком-то совершенно чуждом месте, пока взгляд ее останавливается на окровавленном плече Погорелова. Это, как ни странно, успокаивает, служа связующей ниточкой между трамвайными чудищами и тихим летним деньком.

Полина машинально тянется за пачкой сигарет, достает одну и коротко выругивается - зажигалка была героически потеряна в пылающем вагоне. Поднимается. Садится. Щупает стянутое коркой погореловской крови лицо, потом смотрит на одежду, кривится. Все, пизда шмоткам, узнает тетка - мозги съест капитально.
А в остальном ничего так, жить будет.

- Приехали, значит? - после еще нескольких секунд молчания, спрашивает она. Летнее солнце бьет прямо в глаза, и Полина недовольно щурится. В голове одновременно и очень пусто, и очень тяжело. Любое излишнее давление на органы чувств отдается неприятным гулом в висках. 
Полина осматривается  и поднимается на ноги. Колени все еще мелко подрагивают, и в целом стоять на ногах пока не очень привычно, но ей удается дойти до бетонной плиты, лежащей чуть в стороне и укрытой тенью деревьев. Полина садится и сидит. Потом ложится, раскинув в сторону руки.

Мысли возвращаются в голову медленно, с трудом. Но все же возвращаются.
Из кармана вываливается маркер, Полина вертит его в руках, безучастно разглядывая, и прячет обратно.

Глядя на пробивающийся между кроны деревьев солнечный свет, Полина так же вспоминает, к чему размышления привели ее ранее. То, ради чего она, в конце концов, вообще выбралась живой. Но, кажется, ее тело шокировано больше, чем она сама - и постная безучастность не лучшее состояние для того, чтобы делать подобные признания. Опять, значит, ждать? Да что же такое...
Ладно, ей по крайней мере стоит заговорить.

- Похоже, ты мне жизнь спас, - рывком усевшись на бетонной плите произносит Полина в будничных интонациях, - Ну, это... Спасибо, чтоль.

Полина бросает короткий взгляд на Погорелова и ее посещает шальная мысль - а не пойти ли ей прямиком к нему, не заруливая домой, к сварливой тетке и шумному семейству. Отоспаться и поесть она и у него может, но, вот незадача, помыться и переодеться у него ей все равно будет негде и не во что. Все-таки придется возвращаться, и желательно, как можно более незаметно. А завтра прихватить с собой какой-нибудь старый спортивный костюм, чтоб заныкать его как раз для таких ситуаций. Одежда на ней рваная, окровавленная, местами прожженная и в копоти - ну и видок, так даже по городу хрен пройдешься.
Ладно, по крайней мере, рядом с ней тут ошивается эксперт по малозаметным перемещениям по округе.

- Не знаешь, тут где-нибудь спуск есть, чтоб по низу пройти? - интересуется она, теребя в пальцах сигарету, - А то по городу в таком виде ходить... Чего-то не хочется. Не дай боже на тетку нарвусь, или на кого из своих. Контролерша по сравнению с ней ангел божий будет.
Полина издает нервный смешок и вздыхает. Ей все еще сложно воспринимать это будничное спокойствие.

Чувства и эмоции медленно наполняли голову Полины, густо и тягуче. Сигарета окончательно вернула ей трезвость ума, а погореловские откровения... Ну, они этому никак не способствовали. С неопределенным выражением лица она смотрела куда-то вдаль, вокруг звонкоголосо чирикали птички, а в голове звенела одна лишь мысль - этот идиот вообще понимает, что сейчас делает.
Ну, то есть, это все имеет смысл воспринимать "чисто по-дружески". Наверное. И от этой неопределенности хотелось немножко постучать головой об эту самую бетонную плиту.

Они встретились взглядами. Погорелов выглядел встревоженно, но она так и не придумала, какое выражение лица будет правильно принять в этой ситуации.
- Понятно, - после непродолжительного молчания ответила она, коротко кивнув,  - Все в порядке. Это все равно безопаснее... Когда есть кто-то, кто может подстраховать... Если что.
Конец фразы почему-то дался с трудом. Полина затянулась, попытавшись отвлечься, но в итоге подавилась и закашлялась.

Канализация как всегда встретила их дружелюбной сырой затхлостью. Спорить с идеей Погорелова доставить ее на собственном горбу не было ни сил, ни возможностей. Да и скорость он умел развивать такую, что мог пробежать с одного конца Города до другого минут за десять. А еще время от времени выкидывал всякие штуки, вроде смены пола на потолок. Эффект неожиданности работал безотказно, и Полина бы может даже верещала, позволь ей гордость.
Но гордость не позволяла.

Впрочем, с пунктом назначения она категорически была несогласна. Чужую одежду Полина терпеть не могла, да и с сантехникой у Елисея дома был швах.
- Не, - мотнула она головой, - Давай ко мне. У тебя в ванной, кажется, помер кто-то... лет десять назад.
Встречи с теткой она не боялась - в конце концов, навык влезания в окно своей комнаты был отточен годами упорной практики. А если и заметит... Полина терпеливо проглотит эту головомойку.

От обилия событий кружилась голова, и ей нужно было отоспаться в каком-нибудь нормальном месте, среди нормальных людей. И, желательно, подальше от Погорелова.
Хотя бы на денек.

Домчались они, как и предполагалось, вмиг. Люк в частном секторе был расположен крайне удачно - узкая побитая асфальтовая дорога вела прочь из города, и в этом направлении разве что проезжали редкие машины. Да и домой с этой стороны можно было через забор пролезть прямо к ее окну. В общем, связь домовых с канализацией оказалась на редкость удачной.

Оставалось только сказать что-нибудь в духе "ну, до завтра" и разойтись. Это оказалось неожиданно сложным - в конце концов, ради этого момента она сегодня решила выжить, но слова упорно не шли. Как вообще такие вещи говорить? Надо ли говорить их сейчас? Если она выпалит ему все в лицо, то не умрет ли прямо на месте?
Полина открыла и закрыла рот, словно молчаливая рыба.

Молчание стало неприлично долгим. Погорелов, кажется, выглядел озадаченным. Не менее озадаченной была и Полинка. Надо просто решиться, так ведь? Она уже набрала в грудь побольше воздуха, но под рукой в кармане оказался маркер.

Маркер?

Да, маркер. Не можешь сказать - напиши.

Полина нервно сделала шаг назад. Овладел ли ею страх? Сложно сказать, но действовать сообразно обстоятельствам в таком состоянии было невозможно. Она коротко взглянула на Погорелова и отвела взгляд.
- Ну, до завтра, - сдавленно произнесла она. Сделала еще несколько шагов назад. Обошла фонарный столб.

Сняла с маркера колпачок.

И уложилась в три слова. Всего-то?

Для солидности добавила снизу "не ходи за мной".

Еще раз коротко взглянула на озадаченного Погорелова.

И припустила со всех ног, даром что колени до сих пор казались не очень устойчивыми.