Список необходимых приготовлений стремительно укорачивался - напару с Елисеем, Полина справлялась удивительно быстро. Из еще не сделанного оставалось либо то, чего сейчас под рукой не было, либо то, что требовало конкретного временного отрезка (подбросить записку, например), либо какие-то специфические вещи (ружье посреди дня школьницам носить не положено). На сегодня они вроде закончили - примерно набросали карту подвалов и прилегающей к ним канализации, разобрали, куда тварь при каких обстоятельствах разумнее будет гнать, ну и все такое. Полина даже удивилась - столько жила, а что под землей такие лабиринты, и не знала.

Короче, ушла она от Погорелова добрых часа четыре назад. Неторопливо дошла до дома, поела теткиного супа, они рутинно покричали друг на друга под аккомпанимент визгов и воплей прочих членов огромного семейства, а потом Полина обулась, хлопнула дверью и была такова. Под конец учебного года сосуществование с родственницей становилось непрестанно свербящим в висках крохотным буром, который тем сильнее начинал вращаться, чем ближе она подходила к их, как выражалась тетя, "усадьбе". Сильное конечно слово для домишки, собранного, словно конструктор, из пожертвований сердобольных граждан.

Полина бы привычно заночевала в одной из излюбленных своих заброшек - карманных денег бы еще хватило на чипсы, фанту и пачку сигарет, а заряд в плеере был почти полный. Но как назло начал накрапывать дождик, а перспектива провести ночь не только в заброшенном доме, но еще и под ливень (а то и грозу!) была ну совсем не очень.
Возвращаться домой? Ни в коем случае?
Вокзал? Она что, бомж какой?
Друзья? Какие друзья?

В конце концов дорога привела ее туда, откуда она и ушла. Обшарпанная дверь квартиры Погорелова в этот раз не пыталась поиграть с ней в нарушение законов перспективы, более того - поддалась, стоило только легко толкнуть ее. Удобно им, чертям этим, и никаких замков не надо, а защита лучше, чем с любой сигнализацией.
Полина вошла в коридор и, брезгливо швырнув сумку с учебниками прямо на замызганный пол, щелкнула зажигалкой. Сигарета задымилась у нее в зубах.

- Погорелов, - буркнула в пустоту Полина, - А ну яви рожу свою скотскую.

Погорелов, походу, был дурной даже для этих своих. Ну оно и понятно - чего с молодняка взять. Сто лет, хоть даже с лишним, это ж разве для нечисти возраст. Херово ему, наверное - не успел получиться, и вот уже и домов то нет, то есть, да какие-то не те. Та же беда и с ней - вот у тебя в руках знания, кропотливо собранные многими поколениями предков, а чего с ними делать-то теперь, никто не сказал.

Наверное, потому погореловская дурь и приводила ее неизменно в чуть более благодушное настроение. Стоило голосу хозяина квартиры возникнуть аккурат над ее головой, полинкин кисляк уже сменился привычным напускным равнодушием. Это тебе не духи с девчонками в единственном на город торговом центре выбирать, это прикольно. Так что Поля вынула сижку изо рта, обернулась, и даже вроде как улыбнулась немножко.

- Я тут у тебя заночую, короче, - как ни в чем не бывало, пояснила она свое появление, - Тетка заебала, сил нет ее вой слушать.
Не дожидаясь приглашения, Полина зашла в ту самую комнату, где сегодня они уже сидели с огрызком карандаша - рисовали на обратной стороне ее проверочной по математике подвалы. Нетронутые листы как были разбросаны, так и остались лежать на полу.
- Полина то, Полина сё, Полина помоги младшим с домашкой, Полина почему опять тройка, - она плюхнулась на матрас, стряхивая сигаретный пепел прямо на пол, - Полина как я людям в глаза смотреть буду, если ты на второй год останешься.
Она брезгливо скривила лицо и вздохнула.
- Кстати я-то на второй год не останусь, а на твой счет физичка говорила, что если ты до конца года не принесешь ей хотя бы один реферат, то она тебе даже тройку не поставит, - Полина усмехнулась, - Ты не заморачивайся, можешь ей просто с википедии статью распечатать, она ж  в этом не понимает ничерта.

Докурив, Полина поднялась с матраса, потянулась, чуть не задев свисающую с потолка огромную паутину. Извинившись перед Макаром (так звали ручного паука Елисея), она прошла на кухню, запалила конфорку плиты зажигалкой, в очередной раз подивилась тому, что если ты черте что, то можно даже коммунальные службы наебывать, и не глядя протянула чайник за спину.
- Какао хочу, - безапелляционно заявила она в пустоту, когда чайник из ее рук утащился куда-то вверх, - И видела, как твоя соседка какая-то заходила, сразу после меня, пакет барбарисок несла. Притащи пару штук, от нее не убудет.

Погорелов уполз, и в опустевшей кухне о нем напоминал только тускло-голубой огонек конфорки. Полина нервно постукивала по пыльному полу ногой, скрестив руки на груди, когда хозяин квартиры вполз обратно. Единственное, что в происходящем ее действительно удивило, так это то, как ему удалось приволочь все эти кондитерские богатства и не рассыпать их где-нибудь на пару этажей выше. Вышло пожирнее пары конфет, на которые она рассчитывала, но не отказываться же?

- Фига ты бедную женщину обнес, - Полина взяла со стола долгожданную барбариску и повертела в руках, - Самому-то не стыдно?

Полина не торопилась. Не садилась, не разворачивала несчастную барбариску, просто теребила ее в руках под шорохи фантика. Погорелов, как всегда чумазый и чем-то молчаливо довольный, стоял и чего-то ждал. Полина, как всегда хмурая и напряженная, думала.
- Так ты че, - вдруг подала голос Полина, - Типа, не против?

Врываться в чужой дом (даже в такой засранный) было прикольной идеей, когда имелся мотив распотрошить ее хозяина на элементарные частицы. Приходить сюда без приглашения, просто распахивая с ноги входную дверь, было прикольно, когда не было перспектив оставаться дольше, чем на несколько часов, и стеснять своим присутствием кого бы то ни было - хоть этого болезного, хоть паука Макара. Но вот так вот влетать и ставить Погорелова перед фактом на поверку оказалось как-то неловко.
Но ведь и он ее не гнал. И какао нашлось, и чужих сладостей натаскал. Так что, наверное... и он был не против ее компании?

- А хотя хрен с тобой, еще б ты меня не пустил, - Полина агрессивно сверкнула глазами из под очков, закинула развернутую конфету в рот и шумно ее разгрызла, как бы окончательно утверждая свое право на пребывание здесь. Потом плюхнулась на табурет, и закинула ногу на ногу, болтая пяткой.
Дом был бессистемной разрухой только на первый взгляд - Полина приметила это еще тогда, когда вернулась сюда впервые. Грязь и пыль, конечно, нарастали сама собой, а вот расположение вещей явно пыталось изображать то, как расставили бы их в своей квартире люди. Логика, которой руководствовался в этом деле Погорелов, была, казалось, лишена всякой логики. Но это только видимость - на самом деле, кучи мусора, поломанных деревяшек и всякого прочего хлама лежали на полу так, словно обозначали места для диванов, столов, кресел. Да чего уж - даже дыра в полу композиционно пыталась быть ковриком.

- А тебе вообще нормально тут? - в лоб спросила Полина, - Ты, вроде как, должен уют любить, все такое, а тут вон срач хуже чем у меня под кроватью...

- Не, - кисло усмехнулась Полина, - Переехать говно идея. И даже не в свинарнике этом дело. Тетку ж за нас проверяют нещадно - иначе льгот всяких и выплат лишат. Я так один раз на недельку из дома свалила, так мои фотки потом чуть ли не на каждом столбе висели. Нахуй надо, всего два года осталось потерпеть...
До чего грустная ирония - ей бы пустую погореловскую хату, пусть даже и в таком непотребном виде, она б забыла свой многодетный курятник как страшный сон, и ка-ак зажила бы. А Погорелов бы одурел от счастья, наверное, окажись в доме, где живет десяток с лишним человек. Не такой, конечно, как ее склочное и вечно недовольное друг другом семейство, но...

Погорелов скорчил такую серьезную рожу, на что Полинка попыталась ответить еще более кирпичным выражением лица. Тем не менее, вся серьезность ситуации и предстоящего рассказа была ей предельно ясна. Это ей батя еще рассказывал - забавно, но у любой общинной нечисти были свои мифы, бережно переходившие из поколения в поколения. А так как поколения их сменялись гораздо дольше, чем людские, в общественной памяти откладывались дела настолько ветхой древности, что им, человекам, и не снилось.

История Елисея как раз была из таких - настолько история, что и повествованием не назовешь. Но при должной смекалке или знании всяких старых заумных штук, информации из таких историй выходило извлечь подчас больше, чем из какого-нибудь научного труда. Ну, ей так папка говорил - сама Полина серьезней "Гарри Поттера" ничего в руки не брала, если не считать каких-то древних ветхих талмудов, перешедших к ней по наследству (спасибо, папаня, что додумался хранить их в толстенном сейфе, который не взяло огнем).
И эта история, в принципе, была из таких. В ней было все - и об их месте в мире, и о том, как они думают и чувствуют.

- Хмм, - понимающе протянула Полина, - Вот оно, значит, как. Прикольные вы. А у тетки дома тоже домовой был, правда я никогда его не видела. Слышала только - по ночам на кухне скребся, в погребе вроде жил. Только тетка его погнала - ходила все, молитвы читала по углам, потом священника привела, а священник - это дело такое, сам знаешь... Такими ядреными молитвами его покрыл, что тому и не оставалось уж ничего, кроме как по съебам давать.
Полина подцепила ногтем слой вафли, отковырнула его и слизнула начинку.

- А жалко. Славный, вроде, был. С ним-то получше было, чем без него... - Полина захрустела уже самой вафлей, и тут же принялась отковыривать следующий слой, - Ты, если такого знаешь, передавай ему привет с извинениями, а то паршиво как-то вышло, я и поделать ничего не могла, сама только переехала...

Полина подперла щеку рукой и сняла очки. Тонущие в ночи сумерки отражались в их стеклах мягкими и теплыми огнями чужих домов, да снежно-белыми искрами, вырывающимися из под плафонов фонарей. Это время суток неизменно наводило на Полину ностальгию, особенно если в чужих окнах виднелись чужие огни, а она знала, что этой ночью предпочтет мертвецкий покой заброшенного бетона.
Да какая, впрочем, разница - ей и дома все не то было. Снуют, шумят, шаркают, бормочут, ворчат, кладут, перекладывают, ставят, открывают воду, напевают, ругаются... А сейчас в кои-то веки было почти уютно так же, как тогда, с папой. Когда вечерами он гасил по всему дому свет, зажигал свечи и рассказывал ей сказки. Не те дурацкие из цветастых книжек, а старые, лесные, деревенские, словно бы пустившие корни в такой пласт древности, который ей, не столь давно ставшей выше их старого обеденного стола, казался глубоким как вечность. В них кого-то убивали, разрывали, ели и жгли, но папаня рассказывал их в сумеречной тишине так торжественно, что Полина ныряла в них, затаив дыхание.

- У бати дома тоже домовой был. Ну, в Таком еще, - в такой атмосфере говорить о чем-то, кроме родного дома, было невозможно. Полина потерла переносицу и с ее лица в кои-то веки сошла привычная печать сосредоточенного недовольства, - Старый... Один из последних на все село - у остальных-то зачахли они. Кто уехал, кто спился, кто тоже святой водой да молитвами их гнал. Показываться не любил, но иногда заместо бати мне на ночь сказки из темного угла читал. Жалко его, он же вместе с домом походу... Того. Бате как-то телек подарили за работу, он его в дом принес, так старик наш три дня из сарая выйти боялся, клял нас на чем свет стоит, что мы черта в коробке принесли. Ну потом я ему вроде объяснила, что к чему. Ему понравилось - бывало, нет папки ночью дома, засыпаю лежу, а он тихо-онечко так включит и смотрит. Сериалы любил всякие, ну знаешь, такие стремные, где про семью какую-нибудь в одних и тех же декорациях. Новости вот не любил, сразу выть и причитать начинал, как страшно за порогом. А телемагазины так вообще ненавидел, во!

- О, мне про деда Кирилла батя рассказывал, - закивала Полина, - Но это ты еще его мамку не знаешь, Авдотьей Максимовной звали. С ней, значит, какая история была - она ж до последнего не знала, за кого замуж выдали. И вот короче сидит, по дому хлопочет, и тут в дверь стучится какая-то хрень мохнатая из лесу. У него какие-то дела с мужем ее были, из своих короче кто-то. Но Авдотья-то не в курсе была, и как увидела его, ахнула, ни слова не дала сказать, ухватом бедолагу отмудохала, да потом еще и гналась еще почти до края села. Тоже, в общем, лютая была.

Какао, для сваренного в таких условиях, оказался на удивление приятным. Не то какое-то колдовство Погорелова, не то сейчас тут просто сложилась такая атмосфера, что можно было наслаждаться даже подобными мелочами. В любом случае, это даже немного удивляла - Полина ляпнула о какао просто так, от балды, возможно надеясь напороться на факт его отсутствия и если не быть выставленной за дверь, то хотя бы немножко поспорить.
Да, точно, споры. Взяв паузу в болтовне и присосавшись к чашке с какао, Полина подумала, что гораздо более приторной, чем гора дешманских сладостей, была сама ситуация, в которой она оказалась. У нее ж как - сначала сделай, потом докажи, что так было надо, она была права, а ты сиди молчи. И как легко она соскочила с проторенной дорожки за какой-то ворох конфет да чашку какао!
Фи!

- Эх, Погорелов-Погорелов, чего б еще такого тебе рассказать... - Полина болтала под столом ногой, не то случайно, не то специально задевая коленку своего собеседника, - Вот, например, не такая древность, кстати. Девяносто какой-то, там у всех лихое время было, а у нас-то...

Разбавить приторную обстановочку Полина решила тяжелой артиллерией - история, которую она собиралась повествовать, по праву считалась батей самой поганой частью их родовой биографии. Он бы, наверное, не одобрил, что она так смакует ее перед Еликом, но, в конце концов, бати-то больше нет, и что делать с родовой историей, решать только ей.

- Были, значит, у папашки моего брат и две сестры. Вроде жили ничего так, с братом корешились чуть ли не с пеленок, вместе с кухни варенье таскали. Сестры там как-то сами по себе больше были, но между собой тоже дружили очень. Ну так вот, было им тогда примерно как нам с тобой. Эээ, то есть, как мне  примерно. Ну вот, по части дел семейных учили всех, хотя надежды были больше на братьев, хотя они за дедову любовь не то чтоб воевали - на всех хватало, - Полина то и дело покручивала чашку в подстаканнике, - И тут короче как-то раз обе сестры пропадают. Ну всем селом понятное дело охренели с таких новостей, пошли искать, и тут брат батю моего зовет за собой в какую-то боковую часть леса - типа, простых деревенских туда лучше не пускать, сгинут, а мы с тобой нет. Ну че, пошел батя с ним. Доходят до чего-то типа капища какого, или алтаря, и тут брат папку моего - хренакс! - и чем-то огрел по затылку. Очухался он уже в яме, а брат его закапывает. Только это еще херня, он потом сестер связанных рядом увидел. Их тоже этот чмырь закапывал.

Полина выдержала драматичную паузу, допивая какао в несколько глубоких глотков. Потом вытерла молочную полосу над губой и продолжила.

- Хрен знает как, может помог ему из лесных кто, но папашка мой вылез из этой ямы и полез с братом в драку. Ну тот на кулаках махаться не такой мастак был, и огреб от бати знатно. Попытался убежать, но споткнулся, упал, и шею свернул. И все. Нет батькиного брата. Сестер он развязал, вытащил, да младшая уже не жилец была, нервишки у нее так себе были. А у старшей все пальцы на руках как отгрызаны. Она потом кстати разговаривать перестала и в монастырь ушла, вот, короче, такие дела!

Довольная собой, Полина полезла в кучу конфет и выудила оттуда одну, особо приглянувшуюся. Фантик вернулся все в ту же кучу, а она, совершенно не отягощая себя основами хороших манер, добавила, жуя.
- Так фто если уфидиф беф пальцеф монафку, то эт тетя Нинель. Прифет ей пефедафать не надо.

- Эх...
Полина вздохнула и прикрыла глаза. Паршивые, конечно, вещи говорил Погорелов. Паршивые, но здравые. Она-то, честно говоря, об этом не то чтоб много думала - для нее всегда в фокусе была мысль о том, что папка помер. Сначала надо было как-то проглотить этот нечеловеческий ком горя, а потом... А потом не бередить его лишний раз пустым размазыванием мыслей - помер папка, ну и что теперь. Все помирают, и нечего нарезать круги вокруг этого так, будто можно что-то изменить, просто думая об этом.
Или все-таки можно?

Как бы то ни было, выходило паршивенько. За те четыре года, что Полина жила с теткой, Такое, насколько она знала, почти полностью опустел - осталось только пара домов, таких же ветхих, как их хозяева. Таких стариков черти всякие не трогали - от них больше вреда выходило, чем пользы.
А ежели чертям жрать нечего, то они уходят. Соседние села были такие же полудохлые, как старое доброе Такое, а может, вымерли еще до того, как батька преставился. Ловить там и живым-то было нечего, а уж неживым и подавно. И вот, разбредшаяся кто куда нечисть снова соберется и пойдет к ближайшей кормушке - к Городу то бишь.

И их уже не проймешь ни внезапным появлением, ни угрозой папке настучать. Они папке ее, ну, сами настучали уже.

- Кого ли так, Погорелов, плохи совсем мои дела, - оскалилась Полина, - По селам им ловить нечего, а как в город придут все вместе, так и пиздец мне настанет.
Впрочем, звучал ее голос мажорно - сразу было понятно, что любому пиздецу она готова настучать по макушке хоть сейчас. Даже если это полный набор набежавшей в город сельской твари.

- Да не, на самом деле, решат на меня лезть - я им такую развлекуху устрою, вовек не отделаются. Можно их с местной тварью стравить, можно между собой, можно даже завести какую-нибудь городскую штуку. Знаешь, есть насекомые, которых фермеры заводят, чтоб они других насекомых жрали, вредных? Вот типа того, - Полина снова ткнула Елика ботинком в колено, - Но это все так, баловство, мысли вслух. Я проблемы решаю по мере их поступления. А вот что насчет съездить на алтарь посмотреть...

Полина приумолкла, задумавшись. Идея и правда была не лишена смысла, хотя и обладала несколькими существенными трудностями.

- Не, это-то можно... Только вот... - Полина подняла на Погорелова неожиданно серьезный взгляд, - Елик, а ты вообще помнишь, что это за лес?

Полинкин взгляд сменился недовольством, но она промолчала. Не похоже, чтобы сейчас было то время и то место, чтобы рассказывать о том, что именно не так с этим лесом.

- Да не в этом даже дело... - Полина решила обойтись коротко, - Ну, то есть, и в этом тоже, но самое-то паскудство в том, что лес движется. Не, деревья на месте стоят, а вот всякая чертовщина как блуждает. Заходишь грибочков собрать, идешь туда, где всю жизнь ходил, и засасывает тебя в это дерьмо. Батька говорил, такое лет сто назад началось, не позже...

Батька еще много чего говорил. Например, папа говорил, что из пяти слухов про лес - один правдивый, два правдивые только на половину, один вранье, и последний - страшнее, чем кажется. Было ли это лишь оттого, что в юности он столкнулся с тем, как помутился рассудком его кровный брат? Да и помутился ли? Да и он ли вообще это был?
О многом Полина умолчала, но и были это не те детали, которые могли в корне изменить повествование. Просто папа вел дневник - не о жизни, а об охоте. Писал о том, что интересного встретил, кого видел, с кем боролся и как... А в другой тетради, такой же, толстенной все листы были исписаны тщетными попытками понять, как так вышло, и кто разрушил его семью.
И было в этой истории так много белых пятен, дыр и нестыковок, что Полина удивлялась, как батя не тронулся умом, пытаясь все это разобрать.
А может и тронулся, а она, дура, и не заметила. Кто ж знает.

Но говорить об этом стоит не сейчас. Полина посмотрела на довольную рожу Погорелова и ответила на его улыбку, приподняв краешек губ. Это он, значит, ей сейчас в друзья-помощники набивается? Весьма неловкая ситуация...
Не потому что она выше этого и вообще помощь уязвит ее гордость, вовсе нет - она прекрасно понимала, что рано или поздно для нее настанет последняя охота, когда сил ее одной будет недостаточно. Но даже мысль о том, что она может посвятить кого-то в свои дела ближе, чем батюшку из ближайшей церкви, была чертовски непривычной.

Но она все решила для себя и даже виду не подала.

- Рано песни поешь, соловей, - Полина сложила руки на груди и ухмыльнулась, - Покажи себя прежде в деле, а потом уже загадывать будем. И учти, если ты засрешь нам все дело с этой тварью, я тебя лично пристрелю. На месте.

Впрочем, судя по тону, она шутила. Или все-таки нет? Полина и сама не решила.