Очень удобное местечко выбрал себе для лежки этот премилый экземпляр - в позаброшенном подвале, за мусорным баком, помятым в лучших традициях кино. Невозможно было перепутать - мертвецкий сладковатый запах в июле только усиливался... Привыкшему Яну было все равно, волновало только ощущение закипающей крови, и следующие полчаса. Он соблюдал все приличия, о которых знал - не шел напролом, двигался настолько плавно, насколько это было возможно, и действовал под покровом летних сомнительных сумерек. В руках он держал простенький, тонкий пакет, воняющий чуть нежнее упыриного логова (несвежее мясо, еще не обработанное спиртом - прямиком из морга, щедро сдобренное опарышами). То, что голодные до плоти мертвецы просто обожали, как дети сахарные леденцы.
Надругательство над умершим нисколько не смущало. Труп он ведь к душе никакого отношения не имел, разве что, неушедшие рядом с ним какое-то время отирались... В морге чисто было. Только запах формалина все равно противнее царящего в подворотне затхлого запаха смерти. Парень устроился на корточках у самого бака, аккуратно извлек из пакета сочный шмат бедра, и положил его на шуршащую «майку» сверху. На самый краешек, что подальше от логова - чтобы услышать приближение упыря. Они никогда не отличались маневренностью разума - по крайней мере, так писали многие фантасты и специалисты. Какой разум, когда мозги протухли, а телом движут лишь инстинкты и остаточные воспоминания?
Брезгливо руки отряхнул от личинок - те, похоже, не очень хорошо различали мертвую плоть и живую, но многократно порезанную. В отсутствие свидетелей Ян надевал безрукавку, и руки были открыты. Несмотря на такую неприятность, не стал надевать повязанную вокруг пояса ветровку - работа со своей кровью могла понадобиться в экстренном случае. Никто же не застрахован от случайностей, так? Особенно, когда работаешь с малознакомой, и довольно опасной нечистью. Только совсем неопытный будет беспечен. Да и дар жжет изнутри неспроста, усиливая чертову бдительность.
До пожарной лестницы несколько шагов. Когда из логова слышится первое шебуршание, Малышев отходит к ней. В душе невесть что творится - борется желание показать себя достаточно храбрым, хозяином положения, и та самая осторожность. Без страха. Страх - еще большее лакомство для одних, и дополнительный шанс на смерть для других. Чтобы достать до нижней перекладины, он довольно нелепо подпрыгивает - провал. Еще разок - провал. Только четвертая попытка, перед самым появлением мертвяка, удается. Скромная удача - не попасть под когти. Кто посильнее бы сразу подтянулся, а этот смог только с помощью ног, шаркающих об стенку, подняться повыше, и занять более удобную позицию для наблюдения. Вовремя - зашуршал пакет.
Чудесный. Еще не совсем сгнивший, желто-зеленый, волосы клоками по плечи. При жизни, наверное, был не старше десяти лет. Жертва другого упыря, возможно. С объеденной спиной, в порванной одежде, аж кости полированные торчат - заглядение. Ян искренне восхищался. И радовался - приманка сработала, и мясо мертвое привлекало зверушку куда больше живого. Понаблюдав немного за тем, как пожирается мясо, парень спустился чуть ниже. Готов уже спрыгнуть и позвать, но что-то заставляет медлить.

Разлитый глинтвейн по венам, закипающий без единого облачка пара из... Всяких мест. Это чувство подогревали эмоции и желания, как никогда смелые - неуверенная радость, грязноватое умиление со вкусом того самого тухлого мяса, гордость за себя, такого умницу. Не попался раньше времени упырю, сумел выманить и даже наблюдать за поведением на территории лёжки, не опасаясь за свою жизнь... Последнее относилось больше к юношеской минутной самоуверенности (Яну так не хватало опыта, чтобы точно знать течение событий, и первые успехи его окрыляли больше, чем нужно). Будет ли это действительно стоить жизни - никто не знает наверняка.
За шуршанием и чавканьем Малышев почти не слышит шагов, не обращает на них внимания. Все естество, по той же неопытности и дурости, направлено на ощущение мертвого, куда более понятного да близкого... Вся жизнь - от редких птиц до крыс, копошащихся, возможно, где-то в самых темных углах подвальных помещений, становится малозначительным фоном. Зачем, казалось бы, живому вообще здесь появляться? Зона больше не принадлежала здравомыслящим горожанам, а такого количества бездомных, как в Питере, не было. Даже если кто и ныкался по улицам без крова и денег, они выбирали куда менее мерзкие места. Может, Ян действительно был идиотом, не интересующимся чистыми, мирными и освещенными залежами нечисти...
Однако, как током ударило от встречи с живыми, блестящими глазами не-упыря. Девчонки, выпрыгнувшей прямо к питающемуся мертвецу, с железкой в руках. Легче и осмысленнее воспринял бы кого угодно - демона, снежного человека, Оле Лукойе с шипастым зонтом, но не нечто такое... Нормальное, кажущееся неестественным в таком ненормальном окружении. Нервно усмехнулся, откладывая в дальний ящик сознания мимолетное желание сложить руки, как всегда, на груди - защищенно и удобно. Смешно, наверное, желать защититься от живого и теплого человека - не от потусторонней твари. Однако, они напряглись и отвлеклись от волнительного процесса (наблюдения-пожирания) почти одновременно. Ян - секундами раньше, и не так заметно. Лицо его застывает в совершенно каменном выражении, пальцы крепче сжимают ржавые прутья.
Если девчонка просто дура, из тех, что катаются на мотоцикле без шлема с первым попавшимся гопарем, лезут на высоковольтные провода и ночуют в заброшках, где пролиты литры крови, все может обойтись. Прочухает, что столкнулась не с косплеером, завизжит и удерет. Если это целенаправленный визит, черт его знает, чем кончится. Шансы на второе больше, нежели хотелось бы. Они приносят больше проблем, отбивают в случае убийства упыря многие варианты, и уничтожают все потраченное на приманку время. Убьет упырь - что же... Еще одни красивые глаза на красивом лице померкнут и откроются много позже пустыми. Похороны, разрытая могилка, вылупление нового упыря... Две возможные игрушки против полного лишения развлечений. Горе семьи и горожан против несвершившейся трагедии. Выбрать тяжеловато, никогда ведь Ян не был пацифистом. Эгоист, проклятый и достаточно уважающий собственные потраченные усилия.
Решает все, конечно, случай. Рука, которая должна была зацепиться за перекладину повыше, пролетела мимо. Сердце в пятки ушло, вторая разжалась - пальцы-макароны... Рухнул почти мешком, чудом приземлился не на задницу, а на ноги, с секундами куриного махания сухими старушачьими лапками в порезах. Внимание мертвеца тотчас же приковывается к источнику шума и резких движений, и Малышев замер, как застигнутый врасплох заяц. Напряжение мешает ему думать так быстро, как мог бы, но извилины все же вращаются. Медленно опуская руку вниз, к поясу, вытащил ножик - очень чистый и очень маленький, кажущийся затупленным, потом шагнул вперед. Хриплый и слишком высокий для спокойного голос рушит тишину еще одним неуместным делом, даже околомелодичным, услышанным когда-то с экрана телевизора, кажется.
- Ты мой миленький, хорошенький мой котик... Положу тебе сарделечку я в ротик. - Ему медленно и тяжело двигаться вперед, где ощущается даже естественный упырий запах. Удерживать на всякий случай в воображении острую черную спицу, чтобы проткнуть неживое, выиграть для себя еще день жизни в обмен на упокой игрушечки, как необходимая, хоть и неприятная мера. - Положу тебе колбаску и сосиску, молока налью тебе в большую миску. - кирпичная морда снова искажается ухмылкой, сквозь которую только слепой не увидит то напряжение. Что еще может испытывать парень, забирающий из под носа упыря кусок мяса? Поднимающийся азарт. Гордость. Осознание своего полного идиотизма. Желание хоть кому-нибудь помолиться... Но все гладко в эти секунды. Заполучив приманку, Малышев делает шаг назад и в сторону - довольно отчаянная попытка уйти и увести за собой без применения формальных ритуалов.